— Давай немного упорядочим факты, — предложил он. — Итак, по одной версии, ты спишь, видишь сон про иной магический мир, по другой — ты действительно умерла в своем мире, но смогла возродиться в новом. Если ты примешь решение умереть сейчас, то в первом случае ты очнешься на Терре, во втором — ты умрешь окончательно.
Снова кивнула.
— Но проблема в том, что на Терре ты тоже можешь не очнуться… Ты готова умереть?
Я отрицательно покачала головой и смотрела на него завороженная голосом.
— Тогда посмотрим на другие варианты: если ты не прервешь сон смертью, то в первом случае ты рано или поздно проснешься в своем мире, во втором — ты останешься жить здесь, ассимилируешься к новой жизни, к магии. И при таком выборе — ты ничем не рискуешь, ты все равно будешь жива и здорова. Так?
— Но все может затянуться, вдруг я в коме после аварии? Вдруг пройдут года, прежде чем сон закончится и я проснусь?
— Почему ты не хочешь попробовать жить по-новому? Тебя пугает другая жизнь или что-то неприемлемо твоим законам рода? — Я задумалась, а Вейд продолжал: — Ты получишь все необходимое для жизни на Лемурии, тебе дадут лучшее образование, что есть в нашем королевстве, у тебя будут подруги, поклонники и возможность выйти замуж. Впереди балы и соревнования, пиры и турниры. Ты действительно не хочешь попробовать эту жизнь на вкус, даже если она просто сон?
— Хочу. Хочу, если все будет так. Но есть же другая сторона медали? Я смогу выйти замуж, если стану рабыней?
— Нет, — его лицо застыло, но он был честен со мной. — Покровитель станет единственным мужчиной в твоей жизни.
— А если я влюблюсь — мужчина сможет стать моим покровителем?
Декан выдохнул, резко поднялся с кресла и отошел к окну:
— Ты можешь влюбиться и он может стать твоим покровителем, но я бы не советовал действовать так опрометчиво. Любовь пройдет, любовь могут предать, твой покровитель может полюбить другую, но ты останешься связанной с ним навсегда. Может ли любовь быть главной причиной в выборе покровителя? Подумай.
Мы молчали. За окном опускались сумерки и комната погружалась в полумрак. Я лежала на диване и размышляла над его словами.
Я очень боялась смерти — так мало прожила и так мало попробовала, не открыла жизнь со всеми ее возможностями и не почувствовала во всех ее проявлениях. Я не любила всерьез, до дрожи в пальцах, у меня не было любимой работы, и нелюбимой тоже. По большому счету меня гнетет только тоска по родителям, но ведь после института я бы все равно от них съехала. Я грущу по своим воспоминаниям, по тому к чему не смогу вернуться, не смогу пережить заново, но ведь воспоминания даже в моем мире останутся недосягаемыми: разве я смогу провести все лето у бабушки — нет, разве смогу снова поцеловать Растика за школьным гаражом — нет, смогу стать королевой выпускного — нет, обнять папу и разрыдаться над первым подаренным колечком — нет.
Еще меня пугали потерянные и не осуществленные планы: хотела спрыгнуть с парашюта, осенью съездить на “Октоберфест”, навалять Машке за подставу с Русланом, выпросить у него колечко с бриллиантом, завести котёнка и назвать его Black Star, еще хотела шикарную свадьбу и ребеночка. Но если я умру здесь и смерть станет окончательной там — неважно, реальный это мир или кома в больнице, я же могу не проснуться никогда, — тогда ничего из моих планов не воплотится в реальность.
Может, есть смысл не форсировать события и приглядеться к здешнему миру?
— Если всё пойдет по лучшему сценарию, то во мне проснется магия, я стану полноправным членом общества, смогу выйти замуж за родовитого мага и поступить на службу, так? — Декан кивнул, что я поняла по темному силуэту на фоне окна. — Но в плохом сценарии, я стану чьей-то рабыней на всю жизнь и у меня не будет ни свадьбы, ни детей…
— Дети у тебя могут быть, — вставил декан.
— Без свадьбы? — не поняла я.
Он кивнул и отошел от окна ко мне. Его походка была как у крадущегося зверя, что несколько сбило с мысли, но суть я уловила:
— То есть, когда вы говорили, что в моей жизни будет только один мужчина, покровитель, вы говорили это про все аспекты взаимоотношений?
— Да.
— Я должна буду стать его…наложницей?
— Если он пожелает.
Я потрясенно смотрела на него снизу вверх.
— Тогда мне лучше проснуться до этого времени…
Вейд щелкнул пальцами и над моей головой в настенном светильнике зажегся свет. Глаза мужчины блеснули, обводя меня взглядом, отчего по ногам побежали мурашки. Я резко села и поправила сбившуюся рубашку.
— Мне интересно, почему судьба наложницы грозит исключительно террийцам, а недотрогами ходят ваши магички?
— Их можно трогать, — отозвался декан.
— Нет, не то, — я задумчиво щелкнула пальцами, подбирая синоним "недотрогам", а Вейд резко уклонился, схватил меня за руку, сдернул с дивана и зажал рот, прижав спиной к себе.
— Что ты делаешь? — зашипел он.
— Ммм…
— Никогда, слышишь, никогда не щелкай пальцами, не скрещивай их, не наставляй на других — для тебя это смертельно опасно. Поняла? — я кивнула, он разжал рот.
— А в ладоши хлопать можно? — язвительно спросила я, начиная потихоньку сходить с ума от его близости.
— На праздниках. В обычной жизни мы не хлопаем в ладоши.
— А флиртовать можно? — с придыханием вырвалось у меня.
Он тут же отстранился и чуть оттолкнул меня.
— Ты решила остаться с нами? Хочешь узнать этот мир лучше и получить ответы на свои вопросы?
— Однозначно, — хмыкнула я.
— Хорошо. Тогда сейчас спи. С утра начнется новая жизнь — в восемь трапеза, в десять у тебя визит портнихи, в час — трапеза, к трем придет обувщик. Вечером заселение студентов, думаю, тут ты сориентируешься.
— Ладно. Круто. Только я не хочу спать.
Он приблизился, ткнул пальцем в лоб и его распоряжение воплотилось — я вырубилась.
ЧЕТВЕРТАЯ
Проснулась в постели от грохота в дверь.
— Сейчас, минуту! — я обмоталась одеялом и спотыкаясь, поспешила к входной двери. На пороге стояла суровая дородная женщина и не успела я приоткрыть дверь, как она, отжав меня плечом, прошла на середину комнаты.
— Убирай одеяло и тащи скамейку из спальни, — распорядилась она, раскладывая на столике метр, иголки, блокнот, карандаш и еще какие-то штучки.
— Сколько сейчас времени? — спросила я.
— Десять, — процедила портниха. — А теперь поторапливайся, если на обед хочешь успеть.
Больше убеждать меня не пришлось.
Я стояла на скамейке посреди комнаты, пока тётка ходила в туалет мыть руки.
— Снимай всё. Вставай на скамейку и стой смирно.
Я застыла голая посреди гостиной, пока портниха кружила возле меня, прикладывая метр то к бедру, то к руке и бесконечно приговаривая:
— Обхват бедер значит будет… Талии… аха. Обхват ноги… Раздвинь, — командовала она, и я беспрекословно раздвигала. — Подними, — и я поднимала. — Грудь полновата.
— Ну, какая есть.
— Не дерзи! Повернись задом. Зад тоже крупноват.
Я взвыла от негодования:
— Что-нибудь нормальное есть или все как на кобылу?
— У тебя всё нормальное, детка, даже очень, — донесся от входной двери мужской сиплый голос.
Я взвизгнула, слетела со скамьи и спряталась за кресло. Портниха в голос орала на парня, а Нейтас стоял в раскрытых дверях и разве что слюни не пускал, пытаясь разглядеть меня.
— Ах, ты блоха навозная, кто вламывается в комнату к даме без стука? Я вот выскажу твоему декану, поелозишь ты еще по сковородке. Выходи, выходи, желтоклюв.
Она вытолкала его и закрыла перед носом дверь.
— Я на обед хотел ее позвать, тёть! Не говорите декану, мне и так уже влетело. Ну тёть? — прокричал он из-за двери.
— Время обеда? — спросила я портниху.
— Ну, — подтвердила она.
— Может, прервемся, а? Кушать очень хочется, — попыталась уговорить её.
— Ладно, после обеда, до трех еще снимем и фасоны принесу. Выбирать будем.